этом доме, что когда-то была домашней мастерской деда. Там он зимней ночью 1924 года набросал первые эскизы мавзолея. Рождение мавзолея происходило в результате изучения не только русского, но, в первую очередь, мирового опыта строительства сооружений такого рода. К работе Щусев отнесся крайне ответственно. Первый проект родился за одну ночь. Потом пришло выверенное, точное решение — определились необходимые пропорции и масштабы. На Красной площади был создан фанерный макет в натуральную величину»[105].

Удивительной атмосферой были наполнены стены особняка, который обживала большая семья архитектора. Атмосфера для Щусева играла огромную роль. И мастерская нужна была соответствующая, большая, поскольку для работы над проектом требовалось немало помощников, причем талантливых. В мастерской трудились Никифор Яковлевич Тамонькин, Андрей Васильевич Снигарев, Илья Александрович Голосов, Виктор Дмитриевич Кокорин и многие другие, часть которых стала впоследствии известными зодчими благодаря пройденной ими щусевской школе.

За чаем в Гагаринском переулке обсуждались и творческие, и технические вопросы. «Чай пил у Щусева, — записал в 1916 году Александр Бенуа в дневнике. — Смотрели Жени Лансере и Зины Серебряковой эскизы. Последние мне нравятся. А вот от Жени нет. Зина поражает своим знанием и мастерством, но Женя — форменная академия. Ну, да ничего с ним не поделаешь. Все человеку дано, да вот не приложен ум, а отсюда — вся беда: отсюда человек дал собой завладеть и буржуазным интересам в жизни, и академическим трафаретам в искусстве. Возвращались пешком с Жолтовским, и еще полчаса он держал меня на морозе перед моими воротами, развивая свои мысли о классике»[106].

Эскиз фасада башни с часами Казанского вокзала в Москве. А. В. Щусев. 1916 г.

Хотя чай Щусев пил не только дома. В Отделе рукописей ГТГ хранится интереснейший документ эпохи — официальное приглашение Алексею Викторовичу к президенту Императорской Академии художеств — великой княгине Марии Павловне на чаепитие: «Августейший Президент Императорской Академии Художеств и Почетный Председатель 4-го Съезда Русских Зодчих, Ея Императорское Высочество Великая Княгиня Мария Павловна приглашает Вас на дневной чай — 6-го Января 1911 года, в 6 часов дня — во Дворец Ея Высочества в С.-Петербурге. Форма одежды — вице-мундир или фрак». Приглашение отпечатано типографским способом, что свидетельствует о том, что не оному лишь Щусеву оно поступило. С другой стороны, число достойных чаепития с великой княгиней зодчих было не так велико — это можно расценивать как особую честь и признание уже имеющихся заслуг Алексея Викторовича. Проставленный на конверте адрес — Гагаринский переулок, дом 25 — позволяет нам сделать вывод о том, что в Москве Щусев поселился не позже конца 1910 года, когда ему и пришло это приглашение.

А в 1926 году Евгению Лансере запомнился диван Щусева: «…Позвонил и к Щусеву, и мы сговорились о встрече в кафе на Пречистенском бульваре, где и посидели с часок. У Щусева дивный диван рококо и много красивых вещей; 2 сангины Яковлева и мой пустячок»[107].

А через восемь лет, в 1934-м, интерьер станет еще лучше: «Вечером званы к Щусеву. Ужин с чествованием меня… Гостей развезли на Щусевском автомобиле. Но какие чудные вещи у него — в особенности диван Louis XVI; лионская бронза, стулья петровские; Зинин эскиз, старые картины»[108].

С Щусевым у Лансере сложатся наиболее теплые отношения. Размышляя в дневнике о полезности и ценности знакомств, он особо выделяет «тип скромных и честных людей, бескорыстных и доброжелательных», к которому относит и Алексея Викторовича: «Вот с ними вел бы знакомство для души, а Грабари, Кончаловские, Жолтовские — это ради политики. Щусева выделяю из этой компании — он и очень „художник“ ([Казанский] вокзал талантлив очень) и доброжелательнее тех…»[109]

Когда работа над проектом вокзала перешла в практическую стадию, Щусев выбрал для мастерской одно из помещений, оставшихся от старого вокзала. Обстановка там царила удивительная, современник, заглянувший в 1914 году «к Щусеву в его огромную мастерскую при вокзале, где кипела работа и где рисовальщики за столами, как в большой лаборатории, заготовляли все чертежи», увидел, как «словно оркестр музыкантов, каждый у своего пюпитра, исполняли свою партию под палочку дирижера-архитектора Щусева, — это было интересное зрелище. Сосредоточенная работа и большое увлечение создавали особую атмосферу, столь далеко уносившую от войны и лазаретной жизни, где тоже кипела работа»[110].

Окунуться в творческую атмосферу однажды пришел Федор Иванович Шаляпин, для которого Щусев проектировал дачу в Крыму. «Как-то А. В., — вспоминает Виктор Дмитриевич Кокорин, — входя в мастерскую объявил нам — Сегодня в 5 часов у меня будет Ф. И. Шаляпин, кто может и желает остаться прошу не расходиться. Это было в 1919 году. В начале шестого мягко вышел Ф. И. Он был в валеных сапогах, — на дворе стоял тогда сильный мороз. Мы помощники встали приветствуя Ф. И., — А. В. с ним расцеловался. В памяти запечатлелся — крупный, с плавными движениями, добрым взглядом»[111]. От того памятного посещения осталась старая фотография, в центре которой стоит великий русский певец, окруженный сотрудниками мастерской во главе с самим мастером.

На первом этапе часть сотрудников мастерской Щусев отправил по пути, когда-то им самим проторенному, — в Казань (куда же ехать в первую очередь архитекторам Казанского вокзала?), Ярославль, Ростов Великий, Рязань, Нижний Новгород, Астрахань и другие российские города, известные своей неповторимой архитектурой. География поездок красноречиво говорит о том, какие именно памятники зодчества должны были изучаться, чтобы послужить основой для нового грандиозного сооружения, должного украсить Москву и стать одним из ее символов.

Существовало и еще одно важнейшее обстоятельство: Казанский вокзал строился не на пустом месте и был отнюдь не первым в Москве. Уже встречали пассажиров Брестский (современный Белорусский), старый Брянский (нынче на его месте Киевский) и Курский вокзалы, в начале ХХ века открылись Виндавский (мы его знаем как Рижский), Саратовский (теперешний Павелецкий) и Бутырский (нынешний Савеловский) вокзалы. А на Каланчевской площади стояли первый московский вокзал — Николаевский (архитектор К. А. Тон; 1891 год) и Ярославский вокзалы (архитектор Ф. О. Шехтель; 1902–1904 годы).

Так что Щусев должен был создать такой проект здания, который затмил бы собой все имеющиеся в Москве вокзалы. И надо сказать, это ему удалось, что станет понятным еще до окончания строительства. Так, Нестеров вспоминал: «Как-то Щусев пригласил смотреть большую модель Казанского вокзала, тогда как самое здание уже было выведено вчерне по верхний карниз так называемой Сумбекиной башни. Николаевский вокзал перестал казаться большим».

Выше Шехтеля и Тона

Иными словами, условия своеобразного творческого соревнования, в которое вступил Щусев, были очень серьезными. И участвовал в нем помимо современного классика Федора Шехтеля еще и основоположник русско-византийского стиля Константин Тон — зодчий давно ушедший, но незримо присутствовавший на Каланчевской площади со своим Николаевским вокзалом. Щусев бросил им вызов.

Ну а заказчик денег на достижение этой честолюбивой цели не жалел и